На СВОЕЙ сторонушке РАД своей воронушке
Иду по дорожке вдоль длинной чёрной фигурной металлической ограды, разделённой на пролёты. Проходишь двадцать крепких чёрных прутьев-столбиков и разделительный, выше их, с круглым набалдашничком, более толстый столбик между ними. Перила присыпаны сухим, искрящимся снегом. Ограда длинная, окружает довольно большой парк, принадлежащий в прошлом Дворцу пионеров, а ныне Дворцу творчества детей и молодежи.
Это окраина города, и пешеходов почти нет, к тому же сегодня мороз -22 градуса.
Прогулка мимо зимней изгороди на сей раз оказывается для меня не совсем обычной, благодаря трём, ищущим моего внимания воронам. Может быть, прежде, погружённая, как правило, внутрь себя во время своих пеших прогулок, я не обратила бы внимания на каких-то ворон, но сейчас, когда к птицам мой интерес возрос, я с радостью переключаю внимание на их поведение.
Впереди меня, по правую руку, на перилах изгороди, недалеко друг от друга, сидят две чёрные вороны. Сидят присадисто, раздавшись вширь, словно сидят своей грудью, подобрав под себя ноги, каждая в своём отсеке из двадцати прутьев. Клюв у обеих мощный, крепкий, синхронно повёрнут наперерез мне, по ходу моего движения, словно что-то очень важное наблюдают обе в двухэтажных низеньких домишках на противоположной стороне улицы.
Я остановливаюсь достаточно близко от них, может быть, на расстоянии двух метров, и разглядываю птиц. Обе делают вид, что человека не видят, что им не до него: головы обеих застыли в одном положении, носы и взоры устремлены мимо меня на избранные ими цели.
К моему удивлению, их не пугает ни моё близкое присутствие, ни мои слова вслух:
— Ишь ты, присадистые! А ведь видите меня своим боковым зрением, видите. Наверное, ждёте, чтобы чем-то вас покормила, поэтому и не улетаете. Эх, нету с собой сейчас ни крошки — я бы с превеликим удовольствием вам бы их отдала.
Вороны слушают меня молча, не меняясь в лице, если всё, что несёт на себе их нос, можно было бы назвать птичьим лицом.
«»Вот ведь всегда, до этого случая, я наблюдала только пугливых, осторожных ворон. И это в самом городе, в своём дворе. А тут, на окраине города, вот те на! Мороз что ли вас так сковал…»» — так думается мне, когда я возобновляю своё движение мимо ограды, оставляя двух приятельниц позади себя.
Но я ещё не сказала о третьей вороне. От двух своих товарок-чернушек она отличается опереньем: большая, с широкой дымчато-серой грудью — чёрные только голова, крылья и хвост — она укрепилась на развесистом вязе поодаль, тоже впереди меня ( а теперь уже позади) и что-то добывает своим крепким клювом из ствола.
Вдруг я ощутила, как обе чёрные вороны, словно два миниатюрных авианосца, синхронно, плавно и замедленно, огибают меня буквально на уровне моего мехового берета, справа и слева, а та, серая, планирует выше них, над моей головою.
От такого достаточно неожиданного взаимодействия пернатых со мною я остановилась, как вкопанная , а две чёрные опять сели впереди меня на изгородь в таких же медитативно-невозмутимых позах, так же направив свои носы поперёк моего пути и делая вид, что меня не знают, хотя уже, как близким знакомым, я говорила им:
— Ну, вы, девушки, даёте! Как меня облетели-то с трёх сторон! Спасибо, что мне на голову не сели .
Надо сказать, что все фигуры, только что проделанные перед моими глазами ассами-низколётами, на фоне зимнего морозного безмолвия продемонстрированы мне без единого крика-карка, словно вороны онемели.
Явно они ждут от меня подаяния. Не могу же я предположить, что до того им понравилась, что они решили со мною немножечко по-своему поиграть.
На сей раз я прошла не останавливаясь мимо их носов, но всё же спустя ещё несколько шагов не смогла не обернуться: они так же параллельно друг другу неподвижно сидели, распластавшись грудью по перилам, каждая в своём отсеке, но их точёные профили теперь были мне видны с противоположной стороны.
Из-за изгороди надо мною свесилась тонкая ветка вяза, изогнувшись в виде арки. Да что ты будешь делать! — почти на самый конец ветки легко опускается та, грузная, серая, и пружинно на ней покачивается перед самым моим лицом.
Эх, как я пожалела, что со мною на сей раз нет фотоаппарата. Вообще-то вороны не доверяют моему объективу, особенно довольно противненькому тонкому комариному жужжанию, которое издаёт фотокамера при выходе объектива из неё. Но мне подумалось, что сегодня именно эти сроднившиеся со мной вороны позволили бы запечатлеть себя.
Тем временем две чёрные подружки спрыгнули со своих насестов на уже утрамбованную пешеходами скользковатую дорожку и враскорячку направились к нам пешком. Я говорю «» к нам»», поскольку с качающейся на ветке серой вороной у меня произошло какое-то единение, сродни духовной близости. Пока она топталась на ветке, которую то опускало, то подбрасывало, моя дымчатая сопутница не могла не заметить моей заинтересованности её эквилибристикой и чувством равновесия. Но вот она взмахнула крыльями и подлетела к своим подругам.
И уже вся троица идёт по белу снегу по моим следам, как выводок уток, как модели на подиуме, : тела крупные, ножки тоненькие, ставятся косолапо, вовнутрь, но каждая идёт по своей прямой линии.
Короче, и на заборе посидели, и короткий пролёт мимо моего берета совершили, и на ветке для разнообразия покачались, и босыми ножонками по насту прошлись — и всё это на зрителя, пусть даже в моём лице в единственном числе — вот сколько проделанного, прочувствованного и пережитого.
Я поняла, что вороны не в отчаянном гиблом положении, несмотря на мороз. Я-то хорошо одета-закутана для такой погоды, а на них — только перья, но какие-то внутренние силы согревают их; еду они раздобудут, пусть не от человека, — дерево подготовило им внутри коры личинок, и ещё у них масса знаний, недоступных нам, о способах добывания пищи.
А во взаимодействии со мной, хотелось думать, реализовались их какие-то дружелюбные потребности:»» Ты обратила на нас внимание, поговорила с нами, вот и мы тебе показали, на что способны. А способны мы — на многое, просто ты об этом не знаешь,»» — прочитываю я во всей их бодрой осанке и неспешной поступи.
Я перешла дорогу и оставила своих недолгих спутниц, уже не нуждающихся во мне, далеко позади себя. В голове давно вспыхнула и вертелась весь мой путь русская народная пословица: «» На ЧУЖОЙ сторонушке рад своей воронушке»». Родилась она не от хорошей жизни в умах ли вынужденных переселенцев, наших предков, в умах ли тех, кто надолго, не по своей воле, оставлял свой родной край, пусть и в пределах своего государства. Дома открыла словарь В.Даля: «» И пензенцы в Москве свою ворону узнали»» — не доказательство ли зафиксированного и здесь чувства малой родины.
И ещё в основном все наши пословицы связаны именно с вороною, часто ласково «» воронушкой»», а не с вороном. Мужской род не навязывается — поэтому, хотя, может быть, в моей прогулке, две чёрных были на самом деле семейной парой или серый был «»он»», — мне это неизвестно — захотелось посчитать их подругами. Так, небольшая фантазия с моей стороны. И ещё захотелось эту пословицу переиначить: «»На СВОЕЙ сторонушке РАД своей воронушке»». Не только на чужой.
Пора бы нам начать замечать и любить то, и радоваться тому, что рядом с нами. А то ведь жизнь проходит, а мы, у себя под носом, ничего-то и не видим.
09.02.12
( Морозная зима 2012 года. Фото автора. )
»
